Подруга. Не сейчас ли ты поступаешь опрометчиво? Я не хочу тебе делать больно, но послушай. (Снова достает из сумочки газетную вырезку.) Это статья о твоем недавнем концерте в “Театре Елисейских полей”. (Читает) “В огромном золотом украшении на сомнительном декольте она пела затасканную хабанеру. Зачем великая певица выбрала этот шлягер слащавого Бизе? Ее усталые ключицы никак не вязались с закатывающимися от истомы глазами. Примадонна взбрыкивала головой, как какая-нибудь кокетка. Упертые в талию руки только подчеркивали нелепость образа. Закончив петь, она протянула их к публике, но, уловив дежурные хлопки, прижала пальцы к губам и поцелуй слетел с ее ладоней в зал, но и он остался без ответа. Тогда Каллас демонстративно повернулась спиной и ушла со сцены”. Ты за этим хочешь вернуться?
Примадонна. Не я писала эту грязь – такой они хотят меня видеть! Но слез моих они не дождутся. (Показывает на Зеркало.) Вот подарили мне – пред ним и плачу.
Подруга. Плачешь? Когда ты выходила на поклоны, нам доставались объедки аплодисментов. Может нам утонуть в наших слезах?
Примадонна. Вы мне завидовали, а я чувствовала себя приговоренной к успеху, но чем чаще я побеждала, тем бессмысленней становились мои триумфы.
Подруга. (Возвращается на тропу мира.) Когда-то мы наслаждались дружбой…
Примадонна. В один театр не входят дважды.
Подруга. Успех, как и деньги, в отличие от любви, на двоих не делится.
Примадонна. (Механически берет телефонную трубку.) Ты-то знаешь, что не от любви я потеряла голос.
Подруга. Ты ждешь его звонка.
Примадонна. Он хочет, чтобы я все бросила и прилетела к нему на остров, а я не знаю, что делать: может мне поехать?
Подруга. Ты со своим сердцем посоветовалась?
Примадонна. Когда любишь – сердце бессильно. Нет, нет, не для того я вернулась на сцену, чтобы начать все сначала.
Примадонна вдруг видит в своей руке телефонную трубку. Примадонна кладет ее обратно, встает с кресла, идет, садится за гримировальный стол, долго всматривается в свое отражение и начинает “поправлять лицо”. Подруга встает с кресла, подходит к гримировальному столу и замечает на столе фотоальбом.
Подруга. (Протягивает руку.) Можно я посмотрю?
Теперь и Примадонна вновь замечает на столе фотоальбом.
Примадонна. (Растерянно.) Уж не Амина ли здесь бродит?
Подруга. Мария, не сходи с ума.
Примадонна. Она приходит ко мне каждую ночь и ведет меня на свой шаткий мостик. Амина доходит до конца, а я оступаюсь и падаю с него. Голова закружилась, ты не возражаешь, если я прилягу?
Примадонна встает и ложится не кушетку. Подруга берет стул, ставит его рядом с кушеткой.
Примадонна. Включи свет, а то умру и никто не заметит.
Подруга возвращается к гримировальному столу и пытается включить бра над гримировальным столом.
Подруга. Не включается.
Примадонна. (С сильным раздражением.) Тут ничего не работает: ни свет, ни радио. Все назло мне.
Подруга. Нет, нет, я не там нажала.
Появляется свет. Подруга берет фотоальбом и садится рядом с Примадонной. Теперь они обе хорошо освещены. Раздается стук в дверь гримерной. Входит Врач и подходит к кушетке.
Примадонна. (Кричит на Врача.) Я страдаю, а Вы болтаетесь неизвестно где.
Врач. (К Примадонне.) Успокойтесь, мадам Мария.
Примадонна. Забыли о клятве – ходите, собираете по театру сплетни.
Врач. (Возится со шприцем.) Не устраивайте истерик, а лучше подставляйте задницу.
Примадонна. Пользуетесь легкой добычей. (Театрально переворачивается на живот.)
Врач. Без укола Вы не дотяните. Слабеющий голос нужно кормить корамином .
Примадонна. Еще вчера мой голос был получше вашего шприца.
Врач ставит укол.
Врач. Если что – я за кулисами.
Врач уходит. Примадонна переворачивается на кушетке.
Подруга. (Открывает альбом.) Венеция…
Примадонна. Венеция отравляет любовью. Постой, постой… вернись. Это на “Кристине”. В тот день я потеряла свой талисман.
Подруга. Образок с Мадонной?!
Примадонна. Ари был как сумасшедший и, видимо, ночью порвал на мне цепочку. Когда я утром вышла на палубу и перегнулась через борт, талисман соскользнул в море. Я растерялась, стала кричать, и тут я услышала, как Мадонна стала звать меня из глубины моря. Я протянула к ней руки, но вместо Мадонны увидела себя на гребне волны: я тут же вспыхнула огнем и рассыпалась в прах. А когда мы остановились в Дельфах в храме Аполлона, все стали просить оракула предсказать судьбу. Один Черчилль отвернулся и ушел. Оракул пожалел всех и не стал говорить, а сам, я вижу, уже вынес всем приговор. И тут я слышу, не слыша слов: “Не ты потеряла талисман – тебя Мадонна потеряла. Медее не пристало быть аристократкой. Оставь всех этих бонз и возвращайся на сцену”.
Подруга. Ты не выглядела несчастной.
Примадонна. Видишь скалы? Это я разбиваюсь о Сциллу и Харибду. “Ты моя Сирена”, – кричал он мне, а я ему в ответ: “А ты мой Одиссей”.
Подруга. (Показывает на фото в альбоме.) Красавцем его не назовешь. (Безобидно смеется.) Ему бы Риголетто играть без грима.
Примадонна. Переспала бы с ним, запела бы иначе.
Подруга. У нас с тобой один любовник – театр.
Примадонна. Театр!? Чем выше театр старается возвысить, тем ниже падает его публика… Сплетни и оговоры. Я устала. Любовь, не любовь – все равно бы сорвалась…
Подруга. Ты грезила…
Примадонна. У меня не оставалось сил снять платье после спектакля. Раздеться для любви – я не девчонка. Но если бы кто-то сказал, что я буду бегать голой по острову Скорпиос и быть при этом счастливой, я бы его убила. Я обезумела и кричала ему: “Не спать с тобой – такое счастье”.
Подруга. Ты…?
Примадонна. Он мне никогда не говорил о любви и стоило ему меня завоевать, как я стала объектом его насмешек и унижений.
Подруга. Это тогда он назвал тебя поленом?
Примадонна. Я готова была простить ему и большие оскорбления.
Подруга. С такими деньгами о любви не говорят – ее покупают.
Примадонна. Он купил мне дом Казановы в Венеции. Когда мы плыли к дворцу, он сбросил гондольера в канал и стал хвастаться, что скупит все гондолы в городе.
Подруга. И ты слушала его, как дешевая кокотка.
Примадонна. Неправда! Я всегда оставалась Примадонной. От моего голоса весь мир сходил с ума. Но он был сильнее моего голоса.
Подруга. Все наши примадонны замужем или с кучей любовников и поют при этом.
Примадонна. Если бы я пела как 10 лет назад, кто бы пикнул про мою любовь?
Подруга. На что ты надеялась?
Примадонна. Я не искала мужа, но отец у ребенка должен быть.
Подруга. Для тебя он завещание не перепишет.
Примадонна. Я забеременела и стала другой. Все стали говорить – это любовь творит чудеса. Но творил чудеса мой ребенок. Он начал со мной говорить, как только я обнаружила, что беременна. Он спрашивал меня, как я себя чувствую, просил ничего не бояться. Ребенок выше любви мужчины, вот только всю силу чувств я отдала Ари.
Подруга. И успокоилась?
Примадонна. Я просто позволила любви в себя войти. Я сходила с ума, когда он изображал влюбленного пажа королевы. Ари одевал меня, собственноручно делал мне педикюр, расчесывал длинные черные волосы и непрерывно говорил комплименты. При этом как никто умел слушать или тонко притворялся, что умеет. Теперь я была готова умереть лишь за одно его прикосновение. И он почувствовал это и обезумел вместе со мной. Однажды в Монте-Карло, истощенная любовью, я утром не могла даже вспомнить в каком мы городе.
Подруга. Медовое безумие…
Примадонна. Я вдруг обнаружила, что у меня есть грудь. Он целовал ее, а я забывалась счастьем, прижимала Ари к груди еще сильнее и кормила, словно ребенка, понимаешь, Джулия, своего ребенка. Я отравилась любовью и заболела, а казалось, буду жить вечно. По ночам, когда Ари обессиленный засыпал, я выходила на палубу и танцевала вместе с волнами. И тогда мой голос не выдержал: он пометался, пометался в моей душе и улетел за море. А я была счастлива, что освободилась от его гнета, но… не надолго: вместо голоса во мне поселилась боль, и я поняла, что эта боль пришла навсегда.
На третий день я проснулась с ощущением того, что голос все же простил меня и вернулся. А я опять его предала, глушила его шампанским и пела всю ночь, развлекая гостей яхты. А голос опять начал пытать меня, корить за измену музыке, но самое страшное было то, что любовь моя от его пыток только разгоралась.
Я рискнула любовью и проиграла.
Входит Костюмерша.
Костюмерша. Месье Дзеффирелли сейчас подойдет. Он о чем-то спорит с вашей Адальжизой.
Примадонна. Ты была на проходной?
Костюмерша. Да…и все очень странно. Я нашла ту женщину, которая представилась Вашей матерью. Она стала уверять меня, что знакома со мной и была здесь. Сумасшедшая.
Примадонна. Кто-то пошутил. Он знает, как мне сделать больно. Джулия, полистай журналы. Может быть найдешь хорошие о нас слова. Я переоденусь.
Костюмерша снимает с вешалки платье и с Примадонной уходит за ширму. Подруга берет телефон, и прикрывая трубку ладонью, звонит.
Подруга. Это я. Зачем спрашиваешь? Ты знаешь где я. Не спрашивай. Зря я пришла к ней в антракте. А что я должна была увидеть через столько лет? Да нет! Каллас не та и голос не тот. Какой, какой? Блеклый, неровный, а характер еще стервозней. Ей бы навсегда остаться Лючией и жить, как во сне.
Входит Режиссер.
Режиссер. Что вы тут сидите в темноте?
Режиссер включает свет в гримерной, подходит к Подруге и пытается ее обнять, но мешает растерянный телефон в ее руках.
Режиссер. Джулия, какими судьбами? (Глядя на телефон.) Моя Золушка! (С нежностью.) Все хлопочешь? Жалко, что Россини не слушал тогда тебя на нашей премьере. Ты родилась для этой партии.
Подруга. (Смущенно.) Я постарела, Франко.
Режиссер. Да что ты – ты и сейчас прекрасна. Ты здесь надолго? Готовишься в Москву?
Подруга. Ужасно соскучилась по Марии. Вот ждала, когда ты пригласишь меня петь, а ты взял и пригласил эту выскочку Коссотто.
Режиссер. Сама виновата. Хорошо, хорошо. Следующий сезон будешь петь с Марией. (Оглядывается.) А где она?
Примадонна. (Из-за ширмы.) Я переодеваюсь.
Режиссер подходит к ширме.