ИЛЬЯ ТИЛЬКИН
RELOAD
(перезагрузка)
КОМЕДИЯ В 2-Х ДЕЙСТВИЯХ
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ 2004
Действующие лица?
ПРОЛОГ
Место, где в нашей стране часто умирают люди – коридор больницы или палата для безнадёжных больных. На двух провисших кроватях – двое. Но только об одном можно со всей определённостью сказать, что он – мужчина. Это С о л и к. Второе существо – пола неопределённого.
C о л и к, что называется, «доходит».
С о л и к (стонет). Ну почему ж все такое идиотское… Болезнь идиотская, больница ублюдочная, и имя у соседа такое кретинское, господи боже ты мой…
Э н д ж и. А кому не больно? Ясно, что больно тебе, очень даже больно, так, мать твою, больно, что глаза на лоб лезут, но у тебя-то имя вообще… Странное имя-то, согласись… Со-о-олик!
С о л и к. На «ты» не надо меня называть! Хоть перед смертью могу я без этого панибратства азиатского? Что вам до имени моего, не понимаю?
Э н д ж и. Чудак-человек. Первым про имя заговорил, а меня виноватит.
С о л и к вскрикивает, не выдержав очередного приступа.
Что ты? Крепко прикладывает?
С о л и к. Вы!
Э н д ж и. Что – я?
С о л и к. Говорите мне «вы»! И позовите сестру, пожалуйста…
Э н д ж и. Вы это… слышь, старик, может не надо? Обхамит зазря, сестра-то… И уколов они жалеют, суки… Все равно доходишь, так хоть спокойно… Как человек… Давай вот поговорим – тебе и легче станет…
С о л и к, дрожа, приподнимается.
С о л и к (в ярости). Эй… Как вас… Энджи! Вы…
Э н д ж и. Помолился бы, может… Ангелу-хранителю, например… как там… «Святый Ангеле, предстояй окаянной моей души и страстной моей жизни, не остави мене грешнаго, ниже отступи от мене за невоздержание мое…»…
С о л и к стонет.
…ну и в таком духе… ну да Ангел не особо поможет…Или Святому своему помолись… Хотя с таким именем – какой может быть святой?..
С о л и к. Солик – это производное от Соломон. Соломоном меня зовут, понимаете?
Э н д ж и. Производное от Соломона – Моня, это я точно знаю. Моня – это я понимаю, а Солик, прямо скажем, необычно…
С о л и к. А Энджи что – обычно? Сицилия тут что ли? Или Чикаго… Да пошли вы…
Э н д ж и. Ладно… «Да пошли вы…» – странная тоже ведь фразочка. Скажешь «да пошел ты» – вроде ничего звучит, а ты выкаешь, ну смешно же. Тем более перед смертью охота собачиться…(оживленно) Слушай, ну а ты слыхал, как дальше-то будет, а? Ну читал небось про эти самые коридоры белые… свет вверху… красота-а-а… небось. Или вот, говорят, как помирать начнешь – так всю жизнь свою вспоминаешь, будто в кино… А ты? Вспоминаешь жизнь-то? Прям, говорят, так и мелькает все… Мелькает там (стучит пальцем по голове)? У тебя-то? Жены, детки? Дерево посадил? Дом построил может быть?..
С кровати С о л и к а слышатся сдерживаемые всхлипы.
Страшно тебе, брат? Страшно, понимаю, а ты вот что, слышь? Слышь, нет?
С о л и к. Когда же это кончится, господи боже ты мой?!
Э н д ж и. Мне пару месяцев назад долго ждать надо было кой чего, ну не важно, пауза была непредвиденная и это… ага, книжка попалась. Парень один забыл. «Тибетская книга мертвых»! Жуть как интересно. Так я же и не понял почти ничего, но одну там фишку запомнил, слышь? (торжественно) Смерти нет!
С о л и к. Да пошел ты!
Э н д ж и. Ну да! Короче, если без подробностей, то через сорок дней после… ну то есть… В общем, через сорок дней ровно – душа возрождается в новом теле. И все на?бело! Ничего не помнишь, ни о чем не ведаешь… А?..
С о л и к тихо стонет.
Ну вот давай посчитаем, сегодня какое? Десятое! Значит возрождаемся какого? Двадцатого следующего месяца. Правильно? Вот! Если, конечно, загнемся сегодня… Слышь? Слышь?! Солик! Соломон!!!
А К Т П Е Р В Ы Й
К А Р Т И Н А П Е Р В А Я
Детская со всеми подобающими атрибутами – кроватка с занавешенной решеткой, пеленальный столик, возможно, и собранный манеж, прислоненный к стене до поры до времени. Приятный беспорядок, имеющий центром горку подгузников, ушных палочек и детских салфеток. Одним словом, обычная детская. В которой все немного необычного размера…
На цыпочках входят счастливые молодые родители. Наклоняются над кроваткой. Стараются говорить шепотом.
П а п а (протягивает руку, со счастливым видом). Хрюшастик… Толстопопик… Все дрыхнешь… Фунфырик…
Из кроватки доносится похныкивание.
М а м а. Славка, не буди парня!
П а п а. Мася моя… Как же тебя назвать, Сопелкин?
М а м а. Успеется.
П а п а. Нашего богатыря должны звать соответственно! Учти, Лялька, его первый месяц мы должны отмечать с именем. Сегодня какое, восемнадцатое? Значит, до послезавтра нужно определяться.
М а м а. Успеется, говорю.
П а п а. А я в интернете поищу – там должно быть. Правда, компьютер то и дело подвисает… Имя должно быть точным, понимаешь? Чтобы понятно было, как мы его долго ждали, как встретили, сколько крови он нам выпил…
М а м а (саркастически). Нам?! Мне! Шесть разрывов и соски вон все в трещинах! Нам он выпил…
П а п а. А я тебе говорил – натирай вафельным полотенцем грудь, делай гимнастику. А ты? Теперь вон такой кузнечик и кругом виноват.
М а м а. Не вопи. Может еще поспит полчасика. Пошли, поможешь белье повесить.
Уходят.
На поручне кроватки осторожно появляется рука. Хватается за него. Потом медленно показывается чепчик, и, наконец, лицо С о л и к а. Оглядевшись и убедившись в том, что в комнате никого нет, он с трудом встает. Видно, как трудно ему удерживать равновесие.
С о л и к (громким шепотом). Твою мать!!!
За дверью слышится шум и С о л и к, как подкошенный, валится в кровать. В дверях показывается П а п а, помешивая что-то в кастрюльке. Говорит, явно стараясь, чтобы М а м а не слышала.
П а п а (шепотом). А вот мы сейчас кому-то кашку доварим… Кто-то налопается сейчас…
П а п а выходит. С о л и к вновь осторожно поднимается.
С о л и к. Пива хочу!.. Что же это делается… Что делать?.. Что-то ведь надо делать… Вот попал!… Тибетская, мать твою, книга… Ну попадись ты мне, падла… (озирается) Хоть бы телефон где-то рядом был, а? С другой стороны – куда звонить?!
Вновь валится в кроватку. Входят П а п а и М а м а. В руках у папы – рожок.
М а м а (расстегивает блузку). Ну что, мучитель, будешь сосать?
Отодвигает занавеску. На лице лежащего на боку С о л и к а неподдельный ужас, глаза устремлены на грудь М а м ы. Рот его кривится и он начинает орать, как только
М а м а протягивает к нему руки.
П а п а (поспешно). Ну ладно, Лялька, не хочет – не надо, чего ты пристала?
М а м а. Он не хочет? А я хочу с маститом валяться, как корова недоеная?
П а п а. Хочешь я буду сосать?
М а м а. Не смеши ты меня. Тоже, сосун нашелся. Сговорились, гады! Пойду сцеживаться.
Уходит.
П а п а победно поднимает рожок и подскакивает к кроватке.
П а п а. Ну ты, Заяц, прямо чувствуешь, как папа хочет тебя покормить сам.
Подмигивает С о л и к у и застывает, когда тот, не удержавшись, подмигивает ему в ответ. П а п а мотает головой. Решив, что померещилось, пристраивается поудобнее и начинает кормить сына.
П а п а. Вот, мой котеночек, Мася моя маленькая, как кушает… Скоро назовем сладкого мальчика… Как мы его назовем, а? А назовем мы его… А Ванькой назовем! (Солик шумно давится) Уть, какие мы грозные зайцы! А глазки умные какие у нас, а? И хитрющие… А Володей назовем, Вовкой, а? (Солик мотает головой, выплевывая рожок) Не хотим? Не хотим, малыши мои зайчиковые… Ну и глаза у тебя, брат! Ты будто прям меня старше, а? (Кричит) Мудрые глаза у парня, слышишь, Лялька? Нам бы имя какое-нибудь помудрей!
М а м а (из-за дверей). Вот и назови в честь своего папочки. Куда уж мудрей?
П а п а (тихо). И назову… Кузьма Владиславович… Тьфу… И прямо смотрит так, будто… Слушай, Лялька, а кто в древности был самым умным?
М а м а (входит). Герострат!
П а п а. Это который Медузу Горгону изнасиловал?
М а м а. Нет, это который целый город изнасиловал. Пора подгузник менять.
П а п а. Да что это за имя… Герострат… Почти «педераст».
М а м а. Тогда подумай над таким вариантом: Рабиндранат Тагор. Очень умный был мужик.
П а п а (серьезно). Рабиндранат Владиславович?… (недовольно) Да ну-у.
М а м а. Господи, да что ты меня мучаешь?
П а п а. А что ты меня подкалываешь?
М а м а. Не ори, испугаешь пацана – всю ночь потом не заснем.
П а п а. А ты меня не подкалывай! Как захочу так и назову! Мой сын!
М а м а. Да называй! Хоть Рабиндранатом, хоть Бхагаватгитой, хоть царем Соломоном, только отвяжись от меня, маньяк!
П а п а. Вот!
М а м а. Что?
П а п а. Со-ло-мо-ном!
М а м а (немного помолчав). Подгузник поменяй.
Выходит. Папа вскакивает и идет за ней. С о л и к беззвучно матерится.
К А Р Т И Н А В Т О Р А Я
П а п а, радостно напевая, меняет С о л и к у подгузник, ловко поворачивая сына на пеленальном столике.
П а п а. А мама глупая нам не верит, а мы ей сейчас докажем, да, Соломоха? А ну скажи: А-а!
С о л и к. А-а-а!
П а п а. Вот! Вундеркинд! Гений! А вот… а вот сколько пальчиков папа показывает? (сует в лицо С о л и к у растопыренную ладонь).
С о л и к. Пя-а-а…
П а п а. Ты моя радость! Ляля! Ля-ля!
В комнату входят Л я л я и П а т р о н а ж н а я С е с т р а.
П а т р о н а ж н а я С е с т р а. Драсть… Ну? Сиську не жрет?
М а м а. Не-а. Хоть бы молоко кончилось.
П а т р о н а ж н а я С е с т р а (осматривает С о л и к а). Так-с. Тут нормально, диатезик тут небольшой… Морковку трем?
П а п а. А не рано?
П а т р о н а ж н а я С е с т р а. Два месяца-то? Чего там рано! Поздно… У, какой писюн!
П а п а (гордо). Что надо писюн!
П а т р о н а ж н а я С е с т р а (задумчиво). Что кому надо – это неизвестно… Так, а это у нас что?
П а п а и М а м а (хором). Что?!
П а т р о н а ж н а я С е с т р а. А вот журнальчик торчит из-под альбома… Там про Безрукова статья, да? Я возьму почитать, лады?.. Ну так, короче все в порядке, вес в норме, кожа чистая, молочница прошла. (открывает журнал) Что беспокоит?
М а м а. Гениальность беспокоит. Нашего папу.
П а п а. Смотрите! Ну-ка Масик, а-а!
С о л и к. А-а-а.
П а т р о н а ж н а я С е с т р а. Удивили.
П а п а. Сколько пальцев?
С о л и к. Пя-а…
П а п а. Ну?!
П а т р о н а ж н а я С е с т р а. Умереть не встать.