Эдуард. В какую еще роль? Мы бы катались как сыр в масле среди этих картин. (Разглядывает картины.)
Анне-Май. Вы шутник! Пришли развлекать меня — только не стоит становиться шутом! У нас разница лет в целых четверть века.
Эдуард (капризно). А может, я влюбился? Ведь сердцу не прикажешь.
1. Перевод Б. Пастернака.
А н н е – М а и (по-матерински гладит его голову.) Если вы и любите меня, то как старшую сестру, как учительницу природоведения. Если бы вы, бедняжка, действительно влюбились в меня, это была бы просто трагедия. Патологический случай. Садитесь же! Вы прирожденный артист! Так войти в роль! Отпейте же глоток! Придите в себя!
Небольшая пауза.
(Садится, задумчиво.) Сегодня такой странный день… Днем Антон говорил о родстве душ, которое нужно уметь распознать… Теперь вы со своими выходками…
Эдуард. Антон? Когда он это говорил?
Ан н е- М а и. Сразу после того, как вы ушли.
Эдуард. Теперь ясно, почему он не явился. Негодяй!
Анне-Май. Куда не явился?
Эдуард. Да так… Ничего… О родстве душ говорил? Старый греховодник! Знаете, Анне-Май, вы ему не очень-то доверяйте! Этому пьянчуге и халтурщику! Вы не знаете его…
Анне-Май (недовольно). Мне кажется, я не знаю вас, Эдуард! Так дурно отзываться о коллеге, добросердечном человеке…
Эдуард (злой, шагает по комнате). Теперь я понимаю, где собака зарыта. Добросердечный человек! (Смотрит на печь.) Разве это работа? Хочет вас охмурить — и больше ничего.
Анне-Май (заинтересованно). Неужели?
Эдуард. И вы, как я вижу, ничего не имеете против?
Анне-Май. Почему я должна быть против?
Эдуард. Соблазнитель несчастный. Мертвое море… Гробница Тутанхамона… Хочет впечатление произвести! Трепач! Он уже двух жен бросил.
Анне-Май (холодно). Если вы не оставите этот тон, я буду вынуждена просить вас уйти. Антон никогда так дурно не говорил о вас. А до его жен ни мне, ни вам нет никакого дела. Он хороший работник. Смотрите, печка растет не по дням, а по часам. И в немецком он преуспел.
Эдуард. «Печка! Хороший работник!» (Смотрит на печь.) Если так оставлять кирпичи, они могут свалиться на голову.
Анне-Май. Он лучше знает. До сих пор еще не свалились.
Эдуард смотрит на незакрепленные кирпичи в верхнем ряду. Ему приходит в голову какая-то мысль.
Вы испортили прекрасный вечер. (Грустно.) А я еще наряжалась и… Ах, я вас даже слушать не хочу. (Идет в другую комнату.) Лестницу оставьте здесь, не то вас могут схватить.
Эдуард (оглядывается в растерянности, берет табуретку и начинает устанавливать кирпичи. Отодвигает какую-то подпорку.) Анне-Май, я прошу прощения!
Анне-Май появляется в дверях.
Я не знаю, что со мной… Весь этот театр…
меня сбил с толку. Я не догадывался, что
Антон… Анне-Май. Ничего. Забудем все это. (Весело.) Завтра займемся клювовидными.
Эдуард. Они что, тоже клоачные?
Анне-Май. Да. А теперь — спокойной ночи!
Эдуард. Спокойной ночи! Я прошу извинить,
что… (Вылезает в окно.)
Анне-Май включает музыку, садится в кресло, задумчиво потягивает ликер. Звонок. Анне-Май в замешательстве, но все же идет открывать.
Голос Анне-Май. Вы?! В такое время? Голос Антона. Какое значение имеет время в такую ночь, такую дивную ночь?
Входят. Антон облачен в праздничный темный костюм. Его поведение старательно-лиричное, почти лунатическое.
Антон. Этот сегодняшний закат… Кроваво-красный диск солнца тонет в свинцово-темных облаках. Я не мог найти покоя. Какое-то необъяснимое волнение, какое-то мучительно-блаженное томление не дали мне заснуть… Я чувствовал, что должен выйти из душных стен и пойти… Куда? Я еще сам не знал этого. Когда же поднялась луна… и пролила свой холодный свет на причудливо застывшие облака… Геометрия сферических форм… Тогда предстали перед моим взором высокие готические своды, под которыми зазвучала такая аскетическая и такая богатая полифония грегорианских хоралов. Замерцали золотые инкрустации, призывно, маняще, неотвратимо…
Анне-Май. Великолепно! Я только не могу вспомнить, откуда это? Фон Крафт? Дитрих Вайсбаум? «Кочующие сны»? Или «Образцы сочинений для женских гимназий»? Ах, не все ли равно?.. И это… томление привело вас сюда? Мне весьма приятно это слышать. Я как раз была очень расстроена.
Антон (настойчиво). Анне-Май, пожалуйста, сядьте в то кресло.
Анне-Май (колеблется, но потом садится). Очень мило с вашей стороны, что вы хотите меня покачать.
Антон. Я очень одинок… Я подумал, хорошо бы попутешествовать…
Анне-Май. Вам нужен текст?
Антон. О нет! (Напевно.) Вот он и виднеется, тысячеглазый Париж… зазывно мигает огнями…
Анне-Ma и. Это из моего путеводителя.
Антон. А над Парижем такая сиреневая сладостная дымка…
А н н е – М а и (здесь и в течение всей «поездки» говорит каким-то грубым, не свойственным ей тоном, который вызывает в Антоне все растущее удивление). Оставь свои телячьи востроги! Это уже старо! Куда сегодня махнем?
Антон. Я бы хотел подышать упоительным воздухом Больших Бульваров. Что, если отправиться в Гревинский музей?
Анне-Май. Опять эти вонючие восковые куклы? Лондонские куда лучше. Ладно, я бы еще раз взглянула на этого доходягу Марата.
Антон. Вот он лежит, точь-в-точь такой, каким был, когда его убили у него в ванне. Исхудавший, как скелет, Марат — Брат народа. В руке зажат листок с новыми тезисами. Нож убийцы совершил свое жестокое дело.
Анне-Май. Поменьше трепись! Дай-ка я взгляну на него. Они смогли бы эту кровь слегка обновить — до ужаса выгорела. Лимфа, а не кровь. Гляди, а у этой Корде поубавили грудь и ляжки. Эта мода на мальчишечью фигуру заведет саму историю черт-те куда.
Антон. Ты лучше взгляни в лицо этой Корде — надменное, безучастное. Лицо женщины-убийцы.
Анне-Май. До чего же ты зануда! Аида в соседнюю комнату!
Антон. На кого ты хочешь там любоваться? Друг мой!
Анне-Май. На короля велогонок. У него рожа почище, чем у этих слюнтяев-поэтов. А чемпион по боксу — этот арденский тяжеловоз — у него тоже челюсти будь здоров! Чем-то смахивает на Иннокентия Пятого. Начиная с семнадцатого века пошли не мужчины, а какие-то выродки. А у этого малыша ряшка что надо. Все же есть еще мужественность после этого слюнявого Ренессанса. Не качай меня так сильно — сдурел?
Антон (неуверенно). Может, взглянем на Жанну д’Арк, любовь моя? Сколько в ней гордости, когда она остается с глазу на глаз с Наполеоном. Простая девчонка, соль земли. (Пытается схватить Анне-Май за руку.)
Анне-Май. Не лапай!
Антон. Дорогая, что с тобой сегодня?
Анне-Май. Прежде пойди сделай себе маникюр и вытри пыль с моих гравюр. Прямо наказание путешествовать с таким надоедливым человеком! И наложи на лицо яичную маску!
Антон. Дорогая, я люблю тебя! (Пытается обнять Анне-Май.)
Анне-Май. Отстань! (Сильно отталкивает его. Затем, словно переборов себя, возвращает-
ся к своему обычному сочувствующе-материнскому тону.)
Антон. Люблю! Я сразу почувствовал, когда в первый раз переступил этот порог, что у нас родственные души. Люблю!
Анне-Май. Наверно, именно в этом и беда. (Беспомощно.) У нас ничего не получится. Я ценю в мужчине волю. А вы, Антон, сразу бы оказались под башмаком. Вы готовы меня качать, заучивать наизусть путеводители и поэмы. Это женское дело.
Антон. Но вы же сами сказали, что Леопольд тоже…
Анне-Май. Леопольд? Никогда! Это я должна была качать его! Я должна была забивать голову всей этой белибердой. Это было мое радостное рабство!
Антон. А он?
Анне-Май. Он? Он был не прочь иногда терпеть это. Я должна была в поте лица трудиться, чтобы заслужить похвалу Леопольда. У вас, Антон, слабый характер. Вы мягкий человек. (По-матерински гладит его по голове.) Вы женственны и непрактичны. Мне, в общем-то, эти качества нравятся, но я не могу быть женой такого человека. После Леопольда… Сердцу не прикажешь. (Дружески.) Но вы не расстраивайтесь. Останемся друзьями. (Включает кантату Палестрины. Задумчиво.) Да, даже Эдуард оказался доблестней. Он по крайней мере не готовился специально.
Антон. К чему — не готовился?
Анне-Май. Эти стишки, цитаты из путеводителя.
Антон. Эдуард? Когда он успел здесь побывать?
Анне-Май. Совсем недавно.
Антон. Вот негодяй!
Анне-Май. Отчего же? Он хотел развлечь меня. Влез в окно, в черной маске, только не сумел спеть. Он был гораздо интенсивнее, чем вы.
Антон. Интенсивнее?!
Анне-Май. Ну, не такой кисель…
Антон. И вы бы согласились с этим варваром, пьяницей, халтурщиком…
Анне-Май. Как вы отзываетесь о своем друге! Он славный юноша и не без актерских способностей.
Антон. Актерских способностей? Вот уж это точно! Вы еще не знаете Эдуарда!
Анне-Май (недовольно). Мне кажется, я не знаю вас, Антон. Так дурно отзываться о коллеге! Об искреннем человеке, притом с красивым профилем!
Антон (раздраженно). Значит, вы предпочли бы этого… выскочку…
Анне-Май. Да. Если бы пришлось выбирать. Он прекрасный мастер. Смотрите, как продвинулась оклейка стен!
А н т о н. Разве хороший мастер так расщепляет концы провода? Смотрите, как бы током не ударило. Еще убить может. (У него возникла идея.)
Анне-Май. Он лучше знает. Пока никого не ударило.
Антон. Ничего он не знает. Недоучка. Пять классов образования. Он и понятия не имеет, что такое электричество.
Анне-Май. Если вы не оставите этот тон, я буду вынуждена попросить вас покинуть меня.
Антон (злится, но не уходит). Я… прошу прощения. Поймите меня… Обманутые надежды… Я так надеялся… Я не догадывался, что Эдуард тоже…
Анне-Май. Попытаюсь понять. Впрочем, когда вы ругаетесь, вы становитесь мужественней. Только этой мужественности грош цена.
Небольшая пауза.
Если хотите, я могу вас немного покачать.
Антон. Меня — покачать?
Анне-Май. Это иногда действует успокоительно. Когда Леопольд был разозлен, мне всегда приходилось качать его. Он мог тогда выговориться.
Антон (трагично). Вы смеетесь надо мной…
Анне-Май. Ничуть. Наоборот, мне хотелось бы вас утешить.