ЛИДА. Шо ты брешешь! А до Чернобыля, отчего ж не стоял?
ШПАК (горячо). Стоял, еще, как стоял!
ЛИДА. О-ой!
ШПАК. И на Нинку у меня стоял когда-то!
ЛИДА. А шо ж ты не женился?
ШПАК. Когда я вырос, она уже замужем была за Мишкой-милиционером. В городе жила как королева. А теперь с этим русским бомжем! Ты не знаешь, Лида, почему русские бомжи бороды носят? Там же еда в волосах застряет?
ЛИДА. А шоб закусывать!
Смеются.
ЛИДА. Он ко мне пристраивался, а мне зачем? Мне темная лошадка не нужна… Так я его к Нинке определила… А она хоть бы бутылку проставила, бессовестная!
ШПАК. А я выхожу во двор, смотрю – молодой хлопец. Вот это да, думаю…
ЛИДА. Это я его пристроила… Скоро месяц как живут…
ШПАК. Такая бестолковая баба… Без мужика не может! (Хохочет).
Заходит человек.
ЧЕЛОВЕК. Слышали?
ЛИДА. Знаем… Это я его сосватала…
ЧЕЛОВЕК. Я удивился.
ЛИДА. Чего ж удивительного?
ЧЕЛОВЕК. Удивился, шо так быстро. Здоровый же дед!
ЛИДА. Та это от бороды. А так он молодой.
ЧЕЛОВЕК. Перехрестись, Лидко! Он же с немцами воевал!
ЛИДКА. Сам перехрестись. Какие немцы? Он же с России!
ЧЕЛОВЕК. Не знаю, шо ты тут пьешь с утра… Я кажу, Гаврило помер!
ШПАК. Какой Гаврило?
ЧЕЛОВЕК. Ваш Гаврило, с Глыбокого… Нашли сегодня в проулке, замерз пьяный.
Как бы в подтверждении его слов звучит колокольный звон.
ЛИДА (возмущенно). Тю! А чего ж он помер?! И должен мне пятнадцать гривен! От как кто мне что-то должен, обязательно что-что с ним случится!
ШПАК (смеется). Выходит, я следующий?
ЛИДА. Шо ты мелешь! Тяпун тебе на язык! Не, ну как скажет, честное слово! Ты лучше скажи, когда троячку занесешь?
ШПАК. О, сейчас и занес!
Отдает три гривны. Лида вычеркивает его из списка должников.
***
Славик лежит на чердаке, на сеновале, по горло, зарывшись в сено. Изо рта густо валит пар. Славик с увлечением читает книжку Дарьи Марининой. Во дворе гремит ведрами Нинец.
НИНЕЦ. Славик! Славик!!! Ты где, зайчик?! Воды надо наносить! Свиньям Буряк натереть! Славик!!!
СЛАВИК (доверчиво). Нинуля! Я тут! На чердаке!
НИНЕЦ. Шо?! (слышно как Нинец, кряхтя, влезает по лестнице, удивленная голова в пестром платке высовывается из проема). Шо ты делаешь на горище?
СЛАВИК (глупо улыбаясь). Читаю…
НИНЕЦ (растерянно). А я ищу тебя… Думаю, где Славик? Надо воды наносить, свиньям буряк натереть, дров в хату внести…
СЛАВИК. Внесу, Нинуля, внесу… Только можно главу дочитаю?
НИНЕЦ (подумав). Можно… (Кряхтя, слезает).
Славик в блаженстве читает дальше… Опять скрипит лестница, радостно кряхтя, на чердак взбирается Нинец, с трудом перекидывает недавно освобожденную от гипса ногу. В руках у нее сверток.
НИНЕЦ. Я ж подумала, шо тебе тут холодно!
Очень быстро она сооружает на чердаке что-то вроде столика. На нем возникает зеленая бутылка с зельем, порезанные соленые огурцы, сальце, большая синяя луковица, полбуханки хлеба, а так же большая парафиновая свечка, которую Нинец зажгла и вконец преобразила чердачную атмосферу. Стало уютно и таинственно.
СЛАВИК (с немым изумлением следивший за ее действиями). Так я б… десять минут и сам… вниз…
Нинец расстилает на сене теплое одеяло и удобно устраивается рядом со Славиком.
НИНЕЦ. Я подумала, шо ты замерз, мой зайчик.
Нежно улыбается, наполняет стопарики. Откуда доносится колокольный звон.
СЛАВИК. А разве в селе есть церковь?
НИНЕЦ. Нет, церковь есть только в Сорочинцах. А это так – на кладбище звонят… Наверное, кто-то помер… Ну, Славик, выпьем?! За наше здоровье!
Славик непроизвольно потирает замерзшие руки, благодарно берет стопарик, чокаются, выпивают, закусывают.
СЛАВИК. Э-эх! Хорошо! Вкусную ты водку делаешь, Нинуля! Я вообще водку не люблю, она мне мешает… А эта наоборот, понимаешь?
НИНЕЦ. Понимаю. Но после первой только чешется. А крылья вырастают после второй.
Наливает еще.
***
Опускается солнце, опустошается бутылка, догорает свечка, визжат голодные свиньи в саже. Нинец и Славик, сидят, тесно обнявшись, от холода и нежности, ну и от выпитого тоже…Откуда-то издалека доносятся ругань, крики.
Нинец рассказывает тихим таинственным шепотом.
НИНЕЦ. Это соседки наши, по уличному Косопиздые… Мать, дочь, внучка и внучкино семейство. Вот так с утра до вечера лаются как собаки. Когда я маленькой была, я с Валькой дружила. Они тогда под горой только жили. Я очень любила к ним приходить, потому что у них всегда было интересно. Темная хатына, на печи всегда что-то вонючее варится в большой кастрюле. А баба Ялосовета на горище яйца сушит.
СЛАВИК. Как это?
НИНЕЦ. Ну, вот если она зуб на кого-то имеет или просто завидует, берет куриное яйцо, и как-бы заводит на этого человека. И развешивает в чулках на горище сушить. Вот пока оно сохнет, человек тоже усыхает от какой-то болезни, и так, пока не помрет…
СЛАВИК. В детстве всегда такие истории выдумывали…
НИНЕЦ (горячо). При чем тут детство?! Вон хоронили Шульгу года два назад и уже, значит, собрались покойника выносить, а я смотрю, Ялосовета что-то под лавку подбросила. Я туда – а там мотузок весь в узелках… Не простой мотузок, а снятый с ног покойника…
СЛАВИК. С Шульги?
НИНЕЦ. Нет, смотри. Она на прошлых похоронах тайком сняла с другого покойника, посчитала, сколько у него родственников, и дома уже, завязала столько же узелков.
А на следующие похороны принесла этот мотузок, тайком подбросила и новый сняла… Чтоб на следующих подбросить… Понимаешь? Горя людям наделать. Я Ивановой дочке говорю, смотри Галя, нужно эту дрянь сжечь, а, главное, говорю, проследи, чтобы Ялосовета, когда выносить твоего батька будут, мотузок с его ног не сняла… А Галя, видно, забыла, вся в горе женщина…
СЛАВИК. И что?
НИНЕЦ. Что… Теперь в этой хате Косопиздые живут. Дочка Галя утопилась через полгода, муж сильно запил, хату продал и выехал куда-то на хутор доживать. Это раньше они под горой жили, а теперь у них два дома сверху. Соседи мрут, а они покупают за копейки их участки.
СЛАВИК. Зачем им столько?
НИНЕЦ. Их теперь много. Валька до сорока лет в девушках ходила, и только лет шесть назад пристроился к ней один зозулястый, неизвестно откуда взялся, и давай они размножаться… И теперь бегает полный двор головастиков. Скоро все село вымрет, останутся одни Косопиздые… Вон они, наверно, теперь яйца сушат на Гаврилу или Шульгу, тогда они и их землю прикупят, оккупанты проклятые… А перед смертью моего мужа, люди видели, как все три видьмы на луну выли, а на следующий день мой Мишко на мотоцикле разбился…
С улицы раздался тоскливый вой. Славик аж вылез из сена. На голове у него что-то торчало дыбом, то ли застрявшее в волосах сено, то ли сами волосы…
НИНЕЦ. Та не бойся, то наша Масква воет, – голодная… (Кричит собаке.) Масква! Масква! (Собака с надеждой замирает.) Заткнись! А то я тебя нагодую!
***
Славик рубит дрова. За забором возникает одна из видьм.
ВИДЬМА (скрипучим голосом). Здра-стуйте!.. А я в город собралась, нужно Гале сапожки купить, а то в школу не в чем… Такое все дорогое! Разве ж можно пятерых одеть! Напасть, а не диты!… А я смотрю у вас дрова сухие! А у нас отсыре-ели!.. О! С автобуса люди… Значит скоро обратно пойдет… Будьте здоровы… Храни вас бог!
НИНЕЦ (задом вылезает из свиного сажа). Тьфу! Всё! Теперь дрова отсыреют. От шкрякля!
СЛАВИК. Это которая? Младшая? Что-то они мне страшные на одно лицо…
НИНЕЦ. Они и есть на одно лицо!
Изображает это общее лицо со свойственным ей беспощадным артистизмом. В ответ из сажа высовывается свиная морда. С любопытством хрюкает.
НИНЕЦ и СЛАВИК (с нежностью и умилением). Капланка, Капланка, Капланочка… Хрю-хрю, наша красавица!..
Высовывается еще одна свиная морда.
СЛАВИК. А вот и наш Боря! Борь-борь-борь-борюся!
Славик гладит обоих, те по-человечески хрюкают от радости…
НИНЕЦ (добродушно). Ага, ты ее в засос, как невесту!
***
Кухня. Раскаленная печь, на которой жарится, шкварится, тушится кабан Борька, разобранный по всем составляющим. Часть Борьки лежит в сыром виде в холодных сенях, Борькино сало под прессом в большом чане. Подчеревинка пластами завернута в чистое полотенце. Самые тонкие шматки сала перекрутили с чесноком и закрыли в банки. Из Борькиной головы сделали зельц, из крови – кровянку с гречневой кашей. Кишки вымыли и использовали для колбасы. Печень, почки и сердце пойдут на паштет. А уши, хвост колечком, рыльце да голени заморозили на холодец.
В печи жариться колбаса, на плите шашлык и шкварки… Всего и не перечесть, сколько можно сделать из одного откормленного кабана…
Славик, Кожуха, Лида, а так же Нинин сын Коля, его жена и дочка сидят за ломящимся от еды и напитков столом, пьют и серьезно закусывают. На столе кроме шашлыка, колбас и самогона деликатесы: шампанское, коньяк, вино и свежие помидоры. Нина суетится, как хозяйка. Часто поглядывает на сына, как виноватая и ласковая собака.
СЛАВИК (возбужденно). Нинуля, в следующий раз не надо никого нанимать. Я сам кабана заколю! Вот ведь скажи, Кожуха, что я смогу?!
КОЖУХА. Сможешь, а что тут такого!
СЛАВИК. Я ж говорю, чепуха! Мне понравилось!
КОЖУХА. Щас всех кабанов к святкам переколю, работа кончится, поеду в Сары на заработки, лес рубить… Хочешь, Нинка, Славка твоего заберу…
НИНЕЦ. Та!.. Дожить надо!
ВНУЧКА (грызя свиное ухо). Мама! Мама! А почему хрящики только в ухе? Я бы только хрящики и ела бы!
СЛАВИК. А что, Нинуля! Поеду денег заработаю! Машину дров украду, а то наши никуда не годятся!
ЖЕНА СЫНА (дочке). Отстань, а то спать отправлю.
НИНЕЦ. Нечего туда ездить… Это ж где эти Сары!
СЫН КОЛЯ. А что на шее у пожилой женщины сидеть? Правильно, пусть едет! Молодец, Славик! Мы с тобой в том возрасте, когда надо работать и деньги зарабатывать. Правильно, мама?
Нина неуверенно кивает, куда-то глядя в пол.
СЫН КОЛЯ (с агрессивным дружелюбием). За Рождество мы уже пили, теперь я хочу выпить за знакомство!
ЖЕНА СЫНА. Налей мне шампанского, котик!
НИНЕЦ. А мне – моей беленькой.
Чокаются, пьют. Внучка выползает из-за стола и начинает теребить бабушку.