Поспешно входит Джайлз. Следом Жанна. Джайлз подходит к кровати, заглядывает под одеяло, кивает, откидывает его. Берет на руки Кена и идет к зеркалу, отодвинутому Жанной.
Джайлз. Пардон, у нас небольшие неприятности. Мы на минуту.
Уносит стонущего Кена.
Жанна, поменяв клеенку, ловко перестилает простыню на половине Кена.
Жанна. Как он?
Барбара. Что-то произошло?
Жанна. Джайлз сказал ему утром, что в прошлый раз доктор Хатлесс зафиксировал у него некое подобие эрекции.
Барбара. А-а. Вот оно что.
Жанна. Он спросил у вас о результатах биопсии?
Барбара. Нет.
Жанна. Думаю, он знает, как это важно для вас.
Барбара. Не уверена. У нас ведь разные диагнозы… И потом, он очень страдает.
Жанна. Страдает, вот как?.. (Весело.) Просто им интересно только одно – стои?т у них или нет! Независимо от диагноза.
Барбара. Насколько я понимаю, стои?т или нет – важно в плане методики доктора Хатлесса.
Жанна. Значит вы, мисс Барбара Уикнесс, приветствуете идею, следуя которой, можно взять двух беспомощных людей, заставить их лежать голыми нос к носу, снимать их на шесть камер…
Загорается красная лампочка.
…и разглагольствовать о великой целительной силе сексуального влечения, которая ставит на ноги безнадежных больных?!
Барбара. Кен не безнадежен…
Жанна. А вы?..
Звонит телефон.
Ах, черт! Вы, которая испытывает боль каждую секунду, которая дышать не может без обезболивающего, вам-то эта методика зачем?! Тем более что вы… вы-то!!!
Лампочка начинает мигать. Телефон звонит без перерыва.
Барбара (сквозь слезы, раздельно). Кен не без-на-де-жен!
Жанна. Простите. Не плачьте, ради Бога!.. Мы, мы безнадежны! Вот в чем штука.
Подходит к телефону.
…Ни хрена вы мне не сделаете! Я слишком хорошая сестра!
Швыряет трубку. Лампочка гаснет.
Жанна (берет себя в руки). О’кей, да здравствует методика доктора Хатлесса.
Джайлз вносит Кена. Все свое желание вырваться Кен выражает в движениях головой. Лицо его в слезах.
Джайлз. Вот и все. Помоги мне, Жанна. Простите, мисс, мы вернулись.
Кен (мотает головой, в истерике). Ты… Тупой дегенерат!.. Вези меня в палату, чертов кретин!
Джайлз (укладывает его). Простите, сэр, но я не заслуживаю таких слов. А это (кивает на Барбару), в конце концов, такая же процедура как, скажем, магнитно-резонансная томография или там… колоноскопия, так что – сколько прописано, столько и…
Жанна. Вот именно – кретин. Чертов кретин. Пошли!
Жанна и Джайлз уходят.
Кен. Прости. Что ты смотришь? Может, тоже скажешь, что это хороший симптом?
Барбара. Ты же заметил, когда это началось. Раньше ты этого не чувствовал.
Кен. Вот радость-то. Я почувствовал, как опи?сался, и у меня «почти эрекция»!
Барбара. Я бы не сказала, что «почти».
Кен (в запале). И, кстати… (осекается) Что ты сказала?
Барбара. Я сказала, что не сказала бы, что «почти».
Кен. Что не… Что?
Барбара. Ты сказал, что хочешь меня.
Пауза. Поцелуй. Кен неуклюже пытается посмотреть под одеяло.
Жанна очень внимательна ко мне, а ты…
Кен (смущенно). Дьявол! Совсем забыл… Как твоя биопсия?
Барбара. Нормально…
Кен (передразнивает). И все?
Барбара (твердо). И все.
Кен. Скажи мне немедленно.
Барбара. Я совершенно не для этого заговорила о Жанне.
Кен. Плевать мне на Жанну, милая, скажи мне, прошу тебя!
Барбара. Ты не должен так поносить Джайлза в ее присутствии. Они любят друг друга.
Кен. Что-о?! Она любит этого кретина? Но за что?
Барбара. Она терпит эту работу только из-за него.
Кен. Ой ли… Может, ты не знаешь, но наше пребывание в клинике встает моей милой мамочке и твоему драгоценному братцу в такую кругленькую сумму, что и Джайлзу, и Жанне вполне достаточно перепадает, чтобы переносить все тяготы и лишения, связанные с уходом за «овощами» вроде нас.
Барбара. За что ты так взъелся на него?
Кен. Ему плевать на нас, разве ты не видишь? Ты только послушай, что он несет! Бедный доктор Хатлесс, небось, стер выключатель этой чертовой лампочки до дыр, пытаясь сдержать его бестактный бред.
Барбара. Ага, ты не можешь простить ему, что он не концентрируется на твоих горестях. Но ведь это не значит, что его вообще ничего не волнует. Просто у него свои проблемы, и твоим среди них не место. А Жанну его проблемы беспокоят – только и всего.
Кен. Я не понимаю тебя.
Барбара. Не удивляюсь.
Кен. Ты пытаешься втолковать мне, что она любит в нем его проблемы!
Барбара. В этом квинтэссенция женской любви.
Кен. Следовательно, суть мужской ревности – в том, что нам не нравится, когда наших женщин начинают волновать чужие проблемы?
Барбара. Пожалуй.
Кен. О Боже, надеюсь, ты шутишь.
Барбара (слабо). Конечно, милый…
Кен (встревоженно). Что? Что, любимая?! Жанна, Жанна!
Входит Жанна и, быстро взяв с комода шприц, подходит к Барбаре. Откинув одеяло, быстро делает укол, измеряет пульс.
Барбара. Все в порядке… Правда. Сегодня я что-то не в форме.
Жанна, покачав головой, откидывает одеяло и у Кена, торопливо выходит. Пропустив ее, беззвучно входит Пит, прибирает общий свет, направляет прожектор на обнаженные тела Барбары и Кена, нажимает на пульт. Тихо звучит музыка. Пит выходит.
Кен. Какая ты красивая! Ты знаешь, ты как… Как утро. У меня было так пару раз, до аварии. Знаешь, в каждой дрянной книжке, которую читаешь, чтобы быстрее заснуть, есть пару абзацев про то, как приятно выйти на крыльцо загородного дома ранним утром, вдохнуть полной грудью, почувствовать себя молодым и сильным, ну и прочие сопли… А я, когда выходил на рассвете, задыхался… От того, как красиво было… Только утро может быть таким красивым. И ты… Ты мое утро. Как ты?
Барбара. Как утро – сырое и промозглое, но, в общем, ничего. Спасибо, Кен. Какая чудесная музыка… Кто ее написал, интересно?
Кен. Какой-то русский. Просил я этого кретина Джайлза поменять ее на что-то повеселее, так нет…
Барбара. Какая разница? Если это всего лишь сигнал, отработка приобретенного рефлекса – пусть будет одна и та же.
Кен. Ну давай, отработаем рефлексы. Сколько сегодня?
Барбара. Двадцать, кажется.
Кен. Ну да. Сегодня – десятый сеанс…
Барбара. Свидание. Давай считать это десятым свиданием.
Кен (пытается пошутить). Пора делать предложение, если я честный человек.
Барбара. Милый, прошу тебя…
Кен. Все, все. Прости. Начнем?
Они начинают глубоко дышать в такт музыке. Тела их неподвижны.
Черт!
Барбара. Что?
Кен. Ничего. Показалось… Вот опять!
Барбара. Где?
Кен. Икра, кажется! Правая! И что-то такое в спине… Господи, кольнуло, определенно кольнуло!
Барбара. Только не останавливайся, милый, не останавливайся!
Кен (тяжело дыша). А я и не останавливаюсь…
Некоторое время дышат молча.
Я все.
Барбара (задыхаясь). Я тоже. Ты молодец!
Кен. Неужели действительно… Не понимаю…
Барбара. Не надо понимать. Надо верить. Жанна!
Входят Жанна и Джайлз с полотенцами. Вытирают мокрые тела Кена и Барбары.
Кен. Джайлз, вы видели?
Джайлз. Конечно, старина! Этот опыт описан в последнем номере «Science». Музыка – один из самых сильных побуждающих факторов для приобретенных рефлексов. Доктор Хатлесс утверждает, что мускулы слышат! Представляете?
Кен. Подождите-ка… Как это «описан»?..
Джайлз (увлеченно). Подробно! Если под определенную музыку повторять одни и те же мускульные напряжения, то, в конце концов, мышцы станут это делать без специальной команды. Понимаете, командой становится музыка, и таким образом…
Кен. Дьявол! Я спрашиваю вас – там что, в этой чертовой статье в «Science», и фамилии наши есть?
Джайлз. Бог мой, да начиная с истории болезни, заканчивая…
Зажигается красная лампочка.
…Но фамилий нет. Нет никаких фамилий. Полная конфиденциальность. Уверяю вас. Жанна, пошли.
Он запахивает одеяло и уходит. Появляется Пит и меняет свет на менее романтичный.
Кен. Жанна! Вы читали статью? Там есть наши фамилии?
Лампочка вновь зажигается.
Жанна (помедлив). Нет, Кен. А какая, собственно, разница?
Кен. То есть как?
Жанна. Ну, если вас не смущает, что каждое ваше слово, каждый поцелуй здесь видит и слышит целая толпа, то какая разница…
Зажигается красная лампочка.
Просто фотостудия какая-то! При этой лампочке можно проявлять негативы. Да только проявлять нечего. (Наклоняется, приглушенно.) Подумайте-ка, не наладил ли доктор Хатлесс торговлю видеокассетами с вашими процедурами?
Барбара. Это уж слишком, моя милая. Не пугайте Кена, прошу вас.
Кен (после паузы). Да ну вас к черту с вашими шуточками.
Жанна. О’кей.
Уходит.
Кен. Черт! Об этом я и не подумал!
Барбара. Перестань, милый. Это чепуха. (Неловко пытается сделать движение головой, морщится.) Подумай о том, что ты почувствовал, когда делал гимнастику.
Кен. Барби, милая, прости, что я не спросил – а как у тебя? По-прежнему, ничего?
Барбара. Нет. Но это и хорошо. Я еще не готова принимать боль, как радость.
Кен. Не знаю, что сказать. Мне стыдно. Стыдно, что у меня получается, а ты…
Барбара. Расскажи мне что-нибудь.
Кен. Что?
Барбара. Ну, например, как ты попал сюда.
Кен. Нет.
Барбара. В честь нашего десятого свидания.
Кен (с трудом подбирая слова, медленно). Это мучительно, Барби. Я вижу это во сне уже год, каждую ночь, и…
Барбара. Неужели ты смирился с этим? Неужели всего за год ты привык быть калекой и смирился?!…
Кен. Я не понимаю…
Барбара (с неожиданной злостью). Ты не можешь говорить об этом, но почему? Потому что это история твоего конца. Потому что ты веришь, что это навсегда! Потому что ты сдался и смирился! И то, что ты калека, – факт, а история этого – страшный сон, оказавшаяся явью!
Кен. Барби, я не понимаю…
Барбара. Суть происходящего с нами – в наших головах и в наших словах! Мы говорим: это горе – и это становится горем. Это конец, констатируем мы – и нам крышка! Мы способны заставить себя любить, ненавидеть, умирать и возрождаться – и все это очень просто, только скажи себе это, черт возьми!!! Расскажи себе анекдот про себя самого и посмейся, иначе ты просто овощ и не стоишь ничьих усилий, кроме сиделки, что меняет под тобой простыню! (Тяжело дышит.) …Я устала разговаривать.